Налог на финансовые операции: Европа и Россия

За рубежом та настойчивость, с которой ведущие экономики Европы продвигают идею о налоге на финансовые операции, вызывает за рубежом определенные реакции. Их горизонт чрезвычайно разнообразен и колеблется, начиная от выражения неприкрытого злорадства по поводу потенциально возможных экономических проблем у Германии и Франции в связи с тем, что они вынуждены тащить на своих плечах менее развитых коллег по Европейскому Союзу, и заканчивая проявлением вполне серьезного интереса к этой идее, выливающегося в ее разносторонние обсуждения на разных уровнях.

Эти реакции, по-видимому, следует отнести на счет достаточно широкой информированности заинтересованных профессиональных кругов, а также различных социальных групп об идее налога на финансовые операции, которая позволяет их представителям выступать с теми или иными суждениями, в конечном итоге, служащими более глубокому пониманию этой идеи и где-то даже ее совершенствованию.

Совсем по-другому обстоят дела в нашей стране, где количество информации об идее налога на финансовые операции, вряд ли, можно назвать значительным, а ее еще только начавшиеся обсуждения, как кажется, оборвались с мимоходом сказанными словами Президента России о том, что страна не поддерживает идею из-за того, что она не сообразуется с планами создания международного финансового центра.

Стремясь оказать посильное содействие преодолению этого информационного вакуума, я хотел бы порекомендовать тем, кто заинтересован в более внимательном ознакомлении с идеей налога на финансовые операции, обратиться для начала к Рабочему документу специалистов Европейской Комиссии под названием «Инновационное финансирование публичных расходов в мировом масштабе» (SEC (2010) 409).

Ниже я привожу собственный перевод с английского языка небольшого извлечения из этого документа, из которого можно сложить общее представление о сути идеи о налоге на финансовые операции и его потенциальных финансовых перспективах:

«3.1.2. Налоги на финансовые операции

Идея налога на финансовые операции восходит к предложению о едином в мировом масштабе налоге на все спот-конвертации одних валют в другие, сделанному в 1978 году Джеймсом Тобином { 25}. Тобин утверждал, что подвижность частного финансового капитала, возросшая после крушения Бреттон-Вудской валютной системы, могла привести к излишним перемещениям капитала, оборачивающимся реальными экономическими издержками для национальных правительств и экономик. Он доказывал, что введение небольшого налога на валютные операции повысило бы эффективность национальной денежной политики и, "ставя палки в колеса валютных рынков", сократило бы излишнюю/вредную спекуляцию. Это намерение полностью отличается от целей текущего предложения об общем налоге на финансовые операции. Тобин предполагал, что налог на операции по обмену валют мог создать своеобразный индикатор, данные которого использовались бы для изменения национальной учетной ставки. В свою очередь, это позволило бы национальной денежной политике лучше реагировать на внутренние макроэкономические потребности. Со введением евро обсуждение спекуляции на валютных рынках утратило былое значение для Европы, поскольку единая валюта исключила возможность таких спекуляций, пусть и не в мировом масштабе, а только внутри еврозоны { 26}. Несмотря на это, "налог Тобина" до сих пор выступает объектом политических дискуссий.

В данном документе используется термин "налог на финансовые операции" (НФО), обозначающий более широкое понятие, охватывающее собой и налог на валютные операции, но не ограничивающееся лишь им. Этот термин лучше соответствует нынешней более широкой дискуссии о возможном установлении налога на финансовые операции и также может быть применен к другим финансовым операциям, таким как операции с акциями, облигациями, производными финансовыми инструментами и т.д. Впрочем, некоторые эксперты все же предпочли бы проводить различие между налогом на финансовые операции и налогом на валютные операции (НВО), который мог бы быть установлен только в отношении конвертаций валют, имел бы низкую налоговую ставку и в большей степени преследовал бы своей целью сбор налоговых доходов, нежели существенное сокращение спекуляций на валютных рынках { 27}. Недавно идея НВО обсуждалась в рамках Группы высокого уровня по инновационному финансированию развития (см. раздел 3.3 данного документа) { 28}.

В ходе этих обсуждений было заявлено, что, сокращая спекулятивные и технические торговые операции, НФО мог бы обеспечивать устойчивость финансовых рынков и, будучи взносом финансового сектора в возмещение предоставленной ему в связи с кризисом правительственной помощи, приносить существенный налоговый доход. Далее в данном разделе приводится анализ этих аспектов установления налога на финансовые операции { 29}.

3.1.2.1. Способность приносить доход

Австрийский институт экономических исследований подсчитал возможный глобальный доход от универсального НФО так, как если бы он взимался в 2006 году. Однако, не ясно, все ли средства, обращающиеся при совершении этих операций, учтенные при подсчете, действительно могут быть обложены налогом, исходя из сделанных допущений. Особенно это касается производных финансовых инструментов. В австрийских подсчетах выдвигается предположение, что, имея налоговую ставку, равную 0,1%, универсальный НФО мог бы принести доход, равный от 0,8% до 2% от мирового ВВП или, считая в абсолютных величинах, от 410 млрд. долларов США (327 млрд. евро) до 1,06 трл. долларов США (845 млрд. евро) { 30}. Значительная часть этих существенных величин (между 80% и 90% от дохода, что зависит от допущений относительно сокращения операций) была бы получена от налогообложения операций с производными финансовыми инструментами, проводимых на биржах, и вне таковых. Эти подсчеты основываются на допущении о том, что налоговая база включила бы все предполагаемые средства, обращающиеся при совершении таких операций. Нижеприведенные факты вскрывают проблемы, связанные с включением предполагаемых средств, обращающихся при совершении финансовых операций, а следовательно, результаты подсчетов могут быть слишком высокими. Без доли, приходящейся на биржевые и внебиржевые операции с производными финансовыми инструментами, оставшаяся часть налогового дохода от взимания налога с биржевых спот-операций, равнялась бы от 72 млрд. долларов США (57 млрд. евро) до 80 млрд. долларов США (64 млрд. евро) или, считая в относительных величинах, от 0,15% до 0,17% от мирового ВВП. Для Европы эта величина приблизительно равнялась бы 20 млрд. евро { 31}. К тому же, 2006 год был годом высокой деловой активности и высоких цен. В пост-кризисные годы цены могут быть ниже. Это могло бы произойти под влиянием ужесточения регулирования финансового сектора или преуменьшения значения избежания налогов посредством перебазирования рынков и перехода к необлагаемым налогами финансовым инструментам, что связано с доступностью широких географических пространств и наличием широкого спектра финансовых инструментов и их рынков (биржевых и внебиржевых). Кроме того, поведенческие изменения могли бы зависеть от особенностей отдельных рынков. Таким образом, результаты подсчетов дохода следует интерпретировать очень осторожно { 32}.

Что же касается более узкого НВО, то его взимание с конвертаций только наиболее часто обмениваемых в мире валют по налоговой ставке, равной 0,005%, могло бы ежегодно приносить доход, равный 33 млрд. долларов США { 33}. Сторонники НВО заявляют, что валютные операции являются подходящим объектом налогообложения из-за оборота валютных рынков и его роста. Однако неясным остается то, почему оборот валютного рынка был бы подходящим основанием для наложения НВО, взимаемого с конвертаций. За период времени, начиная с 1973 до 2007 годы, ежегодный оборот валютных рынков возрос с 4 млрд. до 800 трлн. долларов США. Отсюда следует предположение, что НВО мог бы приносить значительные средства. Согласно недавним подсчетам, имеющий налоговую ставку, равную 0,005%, НВО, взимаемый только с операций с евро, приносил бы доход, равный почти 13 млрд. долларов США в год. Комплексный налог на операции с основными валютами, исключая доллар США, приносил бы 21,2 млрд. долларов США, а налог на операции с фунтом и евро приносил бы доход, равный 16,5 млрд. долларов США в год { 34}. В то же время более половины от величины налоговой базы, использованной в этих подсчетах, образовано за счет валютных своп-операций, а не конвертаций.

Потенциальные налоговые доходы от взимания этих налогов отличались бы неравномерным происхождением с различных географических территорий. В ЕС большая часть дохода от взимания универсального налога на финансовые операции была бы получена в странах, имеющих важные финансовые центры, тогда как в других странах этот доход был бы гораздо ниже. Можно было бы утверждать, что, несмотря на то, что все страны вводят такой налог и несут определенную часть его бремени, выраженная в доходе выгода от взимания налога локализуется в нескольких странах, имеющих большие финансовые центры. В то же время, учитывая сокращение торговых оборотов и риск перебазирования подлежащих налогообложению финансовых операций на другие территории, страны, имеющие большие финансовые центры, также могут подвергнуться сильнейшему воздействию связанных с этими условиями экономических перекосов. Эта асимметрия в распределении дохода от взимания налога на финансовые операции между различными территориями указывает на необходимость в международных или даже мировых по масштабу решениях, а также выдвигает вопросы о том, кто должен взимать такой налог, и может ли в мировом масштабе быть достигнуто соглашение о распределении дохода или нет».