Проставление апостиля на свидетельстве о постоянном местопребывании: в поиске юридического основания требования российских властей

Каждая российская компания, выплачивающая доход имеющей постоянное местопребывание в иностранном государстве, между Россией и которым заключен и действует договор об избежании двойного налогообложения, иностранной компании, претендующей на налоговую привилегию в соответствии с этим договором, сталкивается с требованием российских властей о получении ею от этой иностранной компании подтверждения ее резидентства в таком иностранном государстве, выданного компетентными властями последнего. Причем российские власти также требуют того, чтобы на свидетельстве о постоянном местопребывании был проставлен апостиль. Невыполнение каждого из этих требований при выплате дохода иностранной компании в лучшем случае чревато для российской компании привлечением к ответственности за совершение налогового правонарушения, предусмотренной в статье 123 Налогового кодекса Российской Федерации (далее – НК).

С существованием юридического основания требования российских властей о получении подтверждения постоянного местопребывания российской компанией от иностранной компании все более или менее ясно – оно содержится в пункте 1 статьи 312 НК. Не все так просто с требованием российских властей о проставлении апостиля на свидетельстве о постоянно местопребывании. Исследование внутреннего права России не дает никаких поводов для утверждения о том, что это требование имеет юридическое основание, содержащееся в национальном российском законодательстве. Тем не менее, требование российских властей о проставлении апостиля на свидетельстве о постоянном местопребывании «узаконено» в Постановлении Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 28.06.2005 № 990/05 (далее – Постановление от 28.06.2005). «Принимаемые арбитражным судом решения, постановления, определения должны быть законными, обоснованными и мотивированными» - по крайней мере так гласит часть 3 статьи 15 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (далее- АПК), а в решении арбитражного суда, согласно пункту 3 части 4 статьи 170 АПК, должны быть указаны «законы и иные правовые акты, которыми руководствовался арбитражный суд при принятии решения». Так быть может Высший Арбитражный Суд Российской Федерации (далее – ВАС) обнаружил юридическое основание требования российских властей о проставлении апостиля на свидетельстве о постоянно местопребывании и сослался на него в Постановлении от 28.06.2005?

В Постановлении от 28.06.2005 вначале ВАС со ссылкой на пункт 1 статьи 312 НК констатирует существование у иностранной компании обязанности предоставить подтверждение ее постоянного местопребывания российской компании. Далее ВАС указывает на существование Конвенции, отменяющей требование легализации иностранных официальных документов, заключенной 05.10.1961 (далее – Конвенция), и на то, что Россия является государством-участником Конвенции. Затем ВАС со ссылкой на статью 1 Гаагской конвенции в целом констатирует, что она «распространяется на официальные документы, которые были совершены на территории одного из Договаривающихся государств и должны быть предоставлены на территории другого Договаривающегося государства». После чего ВАС отмечает, что, «поскольку Конвенция распространяется на официальные документы, в том числе исходящие от органа или должностного лица, подчиняющегося юрисдикции государства, включая документы, исходящие из прокуратуры, секретаря суда или судебного исполнителя, такие документы должны соответствовать требованиям Конвенции, то есть содержать апостиль», и признает свидетельство о постоянном местопребывании одним из документов, в отношении которых может быть потребовано проставление апостиля. На первый взгляд, кажется, что ВАС действительно обнаружил юридическое основание требования российских властей о проставлении апостиля на свидетельстве о постоянно местопребывании в Конвенции, а именно в подпункте «а» ее статьи 1. Однако при ближайшем рассмотрении подпункта «а» статьи 1 Конвенции это впечатление рассеивается.

Конвенция была подписана во время работы Девятой Сессии Гаагской конференции по международному частному праву. При подписании Конвенции подлинность ее текстов была установлена на двух языках – английском и французском. Причем на случай расхождения преимущество было отдано французскому языку. На русском языке подлинность текста Конвенции при ее подписании установлена не была. Не была установлена подлинность текста Конвенции на русском языке и впоследствии – при присоединении Советского Союза к Конвенции или позднее (договоренности государств-участников Конвенции об этом не существует). Тем не менее, текст Конвенции на русском языке существует и даже приводится в коллекции переводов Гаагской конференции по международному частному праву. Однако этот текст не является аутентичным, то есть не имеет никакой силы для толкования Конвенции.

Рассматривая дело, по результатам разрешения которого было вынесено Постановление от 28.06.2005, ВАС обращается к тексту Конвенции на русском языке. Уже само по себе это обращение, учитывая то, что текст Конвенции на русском языке не является аутентичным, представляется не соответствующим правилам толкования международных договоров, предусмотренным в Венской Конвенции о праве международных договоров, заключенной 23.05.1969 (далее – Венская Конвенция). Однако последствия обращения к не являющемуся аутентичным тексту международного договора на каком-либо языке для толкования этого международного договора, в принципе, могут не наступить или быть нивелированы, если между аутентичным и неаутентичным текстами такого международного договора нет расхождений. В этой связи небезынтересно то, что Гаагская конференция по международному частному праву предваряет приводимый ею текст Конвенции на русском языке примечанием, в котором она предупреждает, что ей известно о существовании расхождений между аутентичными текстами Конвенции и текстом Конвенции на русском языке, в частности, расхождение в части подпункта «d» статьи 1. А что же подпункт «а» статьи 1 Конвенции – имеются или не имеются расхождения между его аутентичными текстами и тексте на русском языке?

Первые три абзаца текста статьи 1 Конвенции на английском языке имеют следующее содержание:

«The present Convention shall apply to public documents which have been executed in the territory of one Contracting State and which have to be produced in the territory of another Contracting State.

For the purpose of the present Convention, the following are deemed to be public documents:

a) documents emanating from an authority or an official connected with the courts or tribunals of the State, including those emanating from a public prosecutor, a clerk of a court or a process-server («huissier de justice»);».

Представляется, что они могут быть переведены на русский язык следующим образом:

«Настоящая Конвенция применяется к публичным документам, которые были совершены на территории одного Договаривающегося государства и которые должны быть представлены на территории другого Договаривающегося государства.

Для целей настоящей Конвенции публичными считаются следующие документы:

а) документы, происходящие от органа власти или должностного лица, связанного с судами или органами административной юстиции, включая документы, происходящие от государственного обвинителя, секретаря суда или судебного исполнителя («huissier de justice»);».

-------------------------

Примечание. Выбор эквивалента «публичные документы», а не «официальные документы» для термина «public documents» в приведенном переводе был сделан мною с учетом того, что в Пояснительном докладе к Гаагской Конвенции об апостиле 1961 года содержится пояснение, по которому авторы проекта Конвенции сознавали разницу между термином «public documents» и термином «official documents» и намеренно отдали предпочтение первому, имея в виду его более широкое значение по сравнению со вторым.

-------------------------

В то же время три абзаца текста статьи 1 Конвенции на русском языке, к которому обращался ВАС, рассматривая дело, по результатам разрешения которого было вынесено Постановление от 28.06.2005, имеют следующее содержание:

«Настоящая Конвенция распространяется на официальные документы, которые были совершены на территории одного договаривающегося государства и должны быть представлены на территории другого договаривающегося государства.

В качестве официальных документов в смысле настоящей Конвенции рассматриваются:

а) документы, исходящие от органа или должностного лица, подчиняющихся юрисдикции государства, включая документы, исходящие от прокуратуры, секретаря суда или судебного исполнителя;».

Нетрудно заметить неадекватность текста Конвенции на русском языке тексту Конвенции на английском языке, которая обусловлена тем, что в тексте Конвенции на русском языке вместо тщательно подобранных эквивалентов словам «connected with the courts or tribunals of the State», соответствующих значениям этих слов в английском языке, содержатся лексические единицы, неоправданно расширяющие смысл таких слов. Это означает, что в тексте Конвенции на русском языке неоправданно расширен круг затрагиваемых органов и должностных лиц (с узкого круга, куда входят лишь те из них, которые связаны с судами или органами административной юстиции, до широкого, куда входят все органы и должностные лица, поскольку они подчиняются юрисдикции государства), а, следовательно, столь же неоправданно расширен и состав документов, которые считаются публичными для целей Конвенции.

Одно из основных правил толкования международных договоров, предусмотренных в Венской Конвенции, гласит, что «договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора» (пункт 1 статьи 32). Применительно к этому правилу обращение ВАС к не являющему аутентичным тексту Конвенции на русском языке, который расходится с аутентичным текстом Конвенции на английском языке, при рассмотрении дела, по результатам разрешения которого было вынесено Постановление от 28.06.2005, на мой взгляд, может означать только одно – неправильно истолкование Конвенции и, как следствие, ее неправильное применение. А, значит, юридическое основание требования российских властей о проставлении апостиля на свидетельстве о постоянном местопребывании не было обнаружено и в Конвенции.

Значение всего этого, в частности, для правовой оценки требования российских властей о проставлении апостиля на свидетельстве о постоянном местопребывании требует самостоятельного исследования и здесь не рассматривается.